Когда тебя не понимают, ты чувствуешь, что вот-вот умрешь

Будем молиться, чтобы в эти дни мы все смогли ощутить в своей душе великую любовь Господа. Ведь самая большая наша проблема (или, по крайней мере, одна из) – в том, что мы не чувствуем любви. Когда-то нас обидели те, кого мы любили; или мы просто не увидели с их стороны любви тогда, когда нам это было необходимо. То есть мы ожидали одного, а получили другое. И в одно мгновение почувствовали себя преданными.

Страстная седмица дает нам возможность ощутить ту великую любовь, которой любит нас Господь. Те из нас, кто страдает, чувствуют боль Христа, а Он – чувствует нашу боль. Это – неделя великой Любви.
Ведь чаще всего нам не хватает именно этого: хочется, чтобы кто-то меня полюбил, сочувствовал бы, думал обо мне. И Господь говорит нам, что «Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин. 3:16), чтобы и мы полюбили Его, поверили Ему и имели жизнь вечную. Вот почему Страстная седмица – это неделя бесконечной любви Божией. Вспоминая события, о которых сейчас в храме будут читать с грустью и трепетом, мы должны почувствовать, как эта любовь наполняет наши сердца. И в таком случае можно затем сказать, что эта седмица имела смысл, что наше сердце как-то смягчилось.

Крест Господень не появился лишь однажды. Да, Господь был распят один раз, но Его вся земная жизнь также была Крестом: болью и подготовкой к этому последнему событию.

Когда твои ученики тебя не понимают, ты чувствуешь, что вот-вот умрешь. Когда ты говоришь им одно, а они слышат другое, тебе снова кажется, что внутри тебя всё умирает. Или когда переиначивают смысл всех твоих поступков – например, говорят, что в тебе живет бес… Иисуса часто называли заблудшим, неправым, Его даже хотели сбросить с горы (Лк. 4:30) – и в эти минуты Господь уже чувствовал Себя преданным, хотя до Креста было еще далеко. То есть еще до того, как Христос был распят, Он неоднократно испытывал боль и нес много малых Крестов, общаясь с людьми.

Даже часть учеников однажды оставили Его, и тогда Он открыто спросил остальных: «Не хотите ли и вы отойти?» (Ин. 6:67) Это ли не боль – когда тебя покидают любимые люди?

Поводом для событий Страстной седмицы стало воскрешение Лазаря. После этого слух об Иисусе разнесся повсюду, все узнали, что Он совершил невероятное чудо – воскресил четверодневного мертвеца. И люди стремились увидеть Его, увидеть Лазаря. А первосвященники и фарисеи возненавидели и того, и Другого, и приняли окончательное решение убить Христа. Причиной стали зависть, неприязнь, ненависть.

А как часто мы с вами просто не в состоянии видеть чью-то любовь или просто чьи-то добрые дела! Что-то происходит с человеком, и ему невыносимо видеть счастье ближнего, который ни в чём перед ним не виноват. Об этом сказал мне один священник, с которым мы в Афинах служили на одном приходе. Я спросил его:

– Почему мы такие?

– Мы и с собой-то не в состоянии справиться, – ответил он. – Как возможно в таком случае радоваться счастью ближнего?

Так и во времена Христа. Как только Он совершал какое-либо доброе дело, Ему сразу же начинали завидовать. Поразительно, однако, что до Своих страданий Господь, видя эту зависть, не испытывал смущения, а наоборот – излучал спокойствие, мир и кротость, которые и передал Своим ученикам. И эта благодать принесла мир и тишину в их души. Идя на смерть, Господь подбадривал Своих учеников – а не они Его. Он даже покрывал поступки Иуды – и многие, видя это, возмущались, говоря: «Почему Он сделал его Своим учеником?» Мы не знаем, что Господь сделал с Иудой, не знаем, спасен ли он, но удивительно то, что Иисус, действительно, зная, что Иуда – вор, зная его характер, позволял ему удовлетворять свою страсть, назначив его хранителем ящика с деньгами.

– Господи, но ведь Иуда – вор!

– Оставьте его, – словно отвечал Господь. – Да, он крадет наши деньги, но он видит, какие чудеса Я творю – может быть, это тронет его сердце, умягчит душу…

Потому что никого нельзя изменить насильно. Не знаю, замечали ли вы, что иногда, когда мы хотим сделать что-то плохое, обстоятельства складываются неблагоприятным для этого образом. А иногда – наоборот, складываются весьма благоприятно, идеально для совершения греха. Так же было и с Иудой. Господь не мешал Ему побороть свою страсть. Другое дело, что насильно никого изменить нельзя, невозможно заставить человека отсечь ту или иную страсть. Только когда он почувствует, что его очень любят, когда ему станет хорошо, его немощь может исчезнуть.

Я встречал людей, которые много курили, принимали наркотики, вели распутную жизнь и совершали множество тяжких грехов. Придя в церковь, они не менялись насильно, «по приказу». Постепенно, в близости с Богом, их душа смягчалась. В церкви эти люди находили то, что было лучше их страстей, и тогда они сами переставали возвращаться к ним.

Никого насильно не изменишь. Никого нельзя заставить бросить вредную привычку, если не предложить при этом что-то лучшее.
В начале Великого поста один мальчик в нашей школе, который курил, сказал мне:

– В этом году я хочу бросить курить!

Я ему ничего такого перед этим не говорил.

– Молодец! – ответил я. – И сколько дней ты уже не куришь?
– С понедельника (а разговор наш был в четверг первой седмицы). Я постараюсь не курить до Пасхи!
– Кто тебе это сказал?
– Никто!
– Молодец! В таком случае это действительно серьезно. Ты будешь держаться столько, сколько сможешь, но если почувствуешь, что силы покидают тебя, не паникуй. Сколько выдержишь – столько выдержишь.

Мальчик продержался около десяти дней. Он подошел ко мне и с сожалением сказал:

– Я всё испортил! А ведь хотел не курить до самой Пасхи.

Я ответил ему:

– Дело не в том, чего ты хочешь, а в том, что ты можешь! И здесь тебе будет помогать Господь – вместе с твоим собственным «я». Сколько ты выдержал – столько и выдержал. Значит, Бог хотел, чтобы ты именно столько времени и подвизался.

Может быть, мама этого мальчика будет другого мнения и скажет: «Почему он не курил только десять дней? Я хочу, чтобы мой сын совсем бросил курить!» Но вопрос не в том, чего ты хочешь, а в том, сколько человек может выдержать. Поэтому и Иуде Господь давал возможность не только красть, но и покаяться. Неужели Иуда, при виде чудес, которые Я совершаю, не раскается? Неужели не задумается, увидев, что Я знаю все тайны этого мира? Но если даже Моя любовь не заставит его задуматься, то и наказание его не изменит.

Я стал священником потому, что никто из моих родственников этого не хотел. С другими «занятиями» проблем не было:

– Гуляй! – говорили мне. – Развлекайся, пей, кури, живи на полную катушку!

И поскольку меня никто не принуждал учиться на священника, я выбрал именно это. Если бы здесь на меня «давили», я бы, может быть, и не полюбил бы то, что люблю теперь.

Поэтому и Господь никого не принуждает. Рядом с Ним – самые разные люди, каждый со своим характером. И Господь уважает личность каждого – в отличие от нас. Мы не поступаем так в отношении своих ближних. И я, священник, и все мы.

Всё, что Господь делал, Он делал добровольно. Добровольно полюбил всех нас и добровольно за нас распялся, хотя с легкостью мог избежать этого.

События, о которых мы вспоминаем, происходили ночью – и эта ночь была самой ужасной за всё время жизни на земле. Великая ночь великой злобы, и при этом – великой любви. Ночью возможно всё: один предается разврату, другой – молится. Ночью можно совершить что угодно. И Господь за одну ночь показал нам Свою величайшую любовь.

Его пламенная молитва в Гефсиманском саду до сих пор звучит во всех уголках земли. Архимандрит Софроний (Сахаров) говорил, что эта молитва Христа обладает значением космических измерений. Ею Господь охватил всех людей – от Адама и Евы до младенца, который родится последним перед Вторым Пришествием. В те минуты Он думал обо всех и обо всех молился.

Омыв ноги своим ученикам, Он смирился – то есть сделал то, чего мы все не делаем. Вот, я пришел и сел на почетное место. А Господь говорил – будьте последними. Он заповедал мне омывать ноги ученикам, а вместо этого другие обо мне заботятся. Я – ученик Христа – прилетел сюда на самолете, всё мне тут организовано, всё оплачено, всё легко и комфортно, и при этом я говорю: «Я – ученик Христа!» Я в комфорте приехал сюда говорить о Том, Кто не имел ничего. Его душевная атмосфера кардинально отличается от моей.

Всё произошло в одном из садов на Елеонской горе – в Гефсимании. Когда-то, во времена Адама и Евы, райский сад стал полем первой битвы добра и зла, и эта битва человеком была проиграна. Теперь же, в Гефсиманском саду, состоялась новая битва – и в этот раз была одержана победа. Адам услышал голос Божий и спрятался, а Господь Иисус Христос, Новый Адам, услышав голоса тех, кто хотел схватить Его, не испугался и Сам вышел им навстречу. «Кого ищете?» – спросил Он их. И услышав – «Иисуса Назорея», – смело назвал Себя. Он не смутился, чтобы защитить нас и показать, как горячо и сильно – до смерти – Он нас любит.

Поразительно то, что Иуда ничего худого не говорил первосвященникам и книжникам о Христе, даже если они и просили его сказать что-нибудь. «Я могу сделать только одно – отвести вас туда, где Он молится. Больше ничего. У меня нет ничего против Него».

И святитель Иоанн Златоуст в своей беседе о предательстве Иуды недоумевает: «Ведь ты три года ходил вместе со Христом, видел Его с утра до вечера, видел, как Он ест, спит, говорит – всё видел! Что же плохого ты нашёл в Нём?» Ничего.

Часто мы, несмотря на то, что поначалу производим хорошее впечатление, быстро разочаровываем людей после первого знакомства. Не знаю, как у вас, но лично я регулярно так разочаровываю людей. Один человек приехал ко мне издалека, чтобы поисповедаться, потому что надеялся услышать что-то необыкновенное. После нескольких исповедей он сказал:

– Нет, ты не тот, за кого я тебя принимал. Ты разочаровал меня.

И я ответил ему:

– Знаешь, то, что ты сейчас сказал, – абсолютная правда.

Абсолютная правда в том, что люди нас разочаровывают, ведь часто, начиная общаться с кем-то, мы думаем, что этот человек идеален. Но идеала не существует.

Господь же, в отличие от нас, за три года никого не разочаровал. Иуда хотел предать Его по каким-то своим, личным причинам, которые нам неизвестны, может быть – по своей злобе, но и он ничего дурного не мог сказать о Христе. «Пойдемте, я отведу вас к Нему», – вот всё, что он сказал первосвященникам и старейшинам. У него не было ничего против Христа, потому что Христос не сделал ничего такого, о чём можно было донести.

Эта ночь – ночь предательства и одиночества, ночь сна и отречения апостола Петра, который, согревшись у костра, расслабился, а расслабившись, отрекся от Господа. Потому и было сказано: «Бодрствуйте и молитесь» (Мк. 14:38). Как часто, расслабившись, мы всё портим!

Вчера мне позвонила одна дама и попросила пятьсот евро.

– Зачем они тебе? – спросил я ее.

А эта женщина вместе со своей дочерью регулярно слушает мои выступления по радио, и слушает с удовольствием. Им обеим нравится то, что я говорю. Мои слова их трогают, умиляют, – и что бы вы думали? Эта дама говорит мне, что пятьсот евро нужны ее дочери для того, чтобы сделать аборт.

Месяц назад я разговаривал с ее дочерью-старшеклассницей, потому что эта же женщина позвонила мне и попросила:

– Отче, поговорите с ней! Скажите ей что-нибудь!
– Что мне ей сказать? Мои слова ей знакомы, другое дело – как воплотить их в жизнь!
– Скажите ей хоть что-нибудь!
– Ну хорошо, я поговорю с ней.

Мы поговорили – точнее, я говорил, а она слушала. Затем я сказал ей:

– А теперь и ты скажи что-нибудь.
– Нет, говорите вы! Мне очень нравится вас слушать.

И я снова стал говорить. Она слушала не перебивая, и в какой-то момент я спросил ее:

– Ну, и что ты скажешь на всё это?

А она ответила:

– Как хорошо вы говорите!

Я ответил ей:

– Давай сейчас простимся, а через несколько дней я позвоню тебе и послушаю, что ты мне скажешь. Я буду молчать, а ты – говорить. Мое мнение и мою точку зрения на жизнь ты услышала.

Она так и не позвонила. Вместо этого позвонила ее мать и попросила пятьсот евро на аборт. Она и слышать не хотела о том, чтобы дочь оставила этого ребенка, родила его и затем, например, отдала бы другим людям. Она даже думать об этом не могла, настолько ситуация казалась ей невыносимой.

Вот такие вещи происходят. Поэтому мне уже надоело говорить. Нет, это совсем не трудно, и мне нравится разговаривать, это приятно. Очень приятно – говоришь себе, говоришь, а люди слушают, слушают, и всем хорошо. Но вопрос в том, что человек начинает делать, когда перестает слушать. Слова сами по себе скудны – они просто услаждают слух. Это произошло и с апостолом Петром – он расслабился, хотя перед этим много слушал, много знал и давал множество обещаний Христу, помните – «Хотя бы мне надлежало и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя» (Мк. 14:31)? В трудный момент всё меняется.

Я рассказал о ситуации с абортом своим ученикам в школе. Сначала они просто оцепенели, а затем стали спрашивать: «Как могло такое случиться? Школьница – и беременна?»

Два дня назад я позвонил ее матери и спросил:

– Где твоя дочь?
– Она спит.

Спит в десять вечера? Интересно…

А на следующий день мне пришло от нее сообщение: «Это невыносимо. Я больше не могу. Я плохая мать. Моя дочь беременна. Что мне теперь делать? Я плохая мать».

Момент, когда человек изменяет сам себе, очень загадочен. Как невозможно представить себе развитие другого человека, так нельзя представить себе и то, что он может быть сначала наверху, а затем резко упасть на самое дно. Поэтому ни при каких обстоятельствах не нужно возмущаться из-за чужих поступков и бросаться словами: «Я-то никогда!..» Человек сейчас может сидеть по шею в грязи, а через пять месяцев или пять лет посмотришь на него и скажешь:

– Как он изменился!

И наоборот. В человеке всё – тайна.

SOURSE: http://www.pravmir.ru